«Я родинка на Родине скуластой»…
О чем небеса говорят с поэтом и слышат ли его чиновники на земле, Сагидаш Зулкарнаева рассказала корреспонденту «РГ»
Талантом человека Бог не награждает, а испытывает, равно как славой, лишениями, звонким озарением и приходящим ему на смену глухим отчаянием.
Ты пальцем небу не грози
Играть с судьбой своей негоже
Кривая вывезет, быть может
А может вывозет в грязи
А ты не плачь, пусть ныне дни лихи,
Под гору время катится монетой.
Переиначь все страхи на стихи,
Петлю и пули на пилюли света.
В жизни Сагидаш Зулкарнаевой (Саги Светлячок), что живет в одном из затерянных на просторах Самарской области сел Новопавловка, всего сполна. Да и свое поэтическое крещение она получила самое что ни на есть грозовое, и это не метафора. Лет 12 ей было, когда на выпасе овец у реки попала в грозу (на лошадь посадили в шесть — мать одна растила четверых детей, и, как только вставали они на ноги, каждый должен был скакать по жизни за кусочком своего хлеба и счастья). Молния тогда буквально пронзила девочку… А когда она очнулась, первое, что увидела, — родинку на лбу склонившегося над ней старого казаха, что пас скот по соседству. А рядом — огромную воронку в земле.
В себя пришла быстро, а вот в мир — не спешила. Почти год Саги молчала и в прямом смысле била током каждого, кто к ней прикасался. Но именно тогда в наэлектризованную душу стали приходить первые стихи, а еще предвидение будущего.
— Это, наверно, от предков. Род мой корнями из западного Казахстана. Позже, еще до войны, перекочевали в Поволжье. Один дедушка, по словам мамы, умер, копая окопы в ВОВ, что-то с ногами было, второй был мулла, но, думаю, еще и шаман, — рассказывает Сагидаш. — Лечиться к нему ехали со всех сторон. Кораном, кнутом, двумя камнями исцелял и изгонял бесов. При тяжелых болезнях резал в степи барана, разводил костер, разговаривал с духами… Как-то мой муж достал дедушкины реликвии (там еще змеиные головы, монетки) посмотреть, а потом вместе с дочкой попал в аварию. Какие-то они сильные, нельзя, наверное, трогать просто так. Что странно, на месте, где дедушка захоронен рядом со своими тремя женами, памятники из обычного цемента и спустя сорок лет целехонькие стоят.
Нового дара девчонка не испугалась, но помалкивала про него, как и про стихи, чтобы за сумасшедшую не сочли: в деревне-то в почете не поэты, а пастухи. Даже ее родные узнали о стихах, только когда те напечатали в газете.
Выпив ночь из синей чашки,
жду, когда нальют рассвет.
Тень в смирительной рубашке
мой обкрадывает след.
Обернувшись теплым пледом,
обойду притихший сад.
Пахнет горько бабье лето
неизбежностью утрат.
Мы встретились с Саги не в ее родной степи, а на самарской набережной у нового православного храма. Фотосессия у чужих крестов мусульманку не смутила. «Бог-то, — говорит, — един, это только дороги к нему разные». А в ее жизни казахская кровь давно перемешалась с русской культурой, приземленная работа со скотом и огородом — с высоким стихом, время которому только по ночам и остается.
Я родинка на Родине скуластой,
Смородинка во рту шальных небес.
Порой себя я чувствую балластом
В слепой стране, в которой правит лес.
Ее страница на ФБ, где одни только стихи и есть, одна из самых популярных. Хотя назвать Саги сетевым поэтом язык не поворачивается, ибо в каждой строфе пульсирует жизнь и слово, а не цифры душу бередят. Бумажную книгу «Выпив ночь из синей чашки» издала только одну, хотя стихов хватило бы еще на несколько, да денег нет. Но на судьбу (растит дочь-инвалида с детства) не ропщет. Все под Богом ходим.
Неси свой крест, храни любовь и дом,
Когда-нибудь ты станешь в ряд прощенных.
И в час беды не говори о том,
Что крест — не плюс, два минуса скрещенных.
— С весны до поздней осени кочевали по степи, пасли скот. Помню, маму в молодости боялись многие…говорили, что могла увести любую лошадь. Она с ними разговаривала, могла обучить любого коня. Позже в колхозе работала конюхом, ездоком была — только ветер мог ее догнать, — рассказывает Саги и тут же, будто обращаясь уже не ко мне, а к небу, добавляет: — Айналайном, мамочка, прости меня, я сейчас ничего не соблюдаю, только пеку баурсаки по пятницам, поминаю усопших. Когда-нибудь я возьму узду времени в руки и стану как ты. Когда перестану писать стихи.
Я помню: с мамой моем окна,
От чистоты визжит стекло.
И ваты хрусткие волокна
Меж рам кладем — беречь тепло.
И руки мамины, как птицы,
Летают с тряпкой по окну.
Ах, мне туда бы возвратиться
Сейчас, вот только дверь толкну!..
От осознанья невозврата
В пространство детской скорлупы
Я цепенею, словно вата,
На подоконнике судьбы.
Стихи Саги будто приходят свыше. Их наговаривает, как сама признается, пронзительный мужской голос: перебирала всех известных поэтов, но больше всего голос на есенинский похож. Может быть, совпадение, но в прошлом году она стала лауреатом именно Всероссийского поэтического конкурса имени Сергея Есенина.
Псковский фестиваль «Словенское поле» собрал поэтов семи стран
— Непонятное состояние со стихами приходит чаще всего осенью: они просто идут, и я чувствую себя как выжатый лимон, — признается Саги. — Ходишь словно беременная стихами и пока не выплеснешь — болит. А вот когда под лунным светом разберешь и отредактируешь дневное, наступает облегчение. Я ведь стихи начала писать после той страшной грозы, а когда немного успокоилась, замуж вышла — забросила. Снова это началось с рождением больной дочки Асель: места себе не находила, ну вот стихами и целила душу.
Как пуля в ране, стих болит во мне,
А то порой бушует, как цунами.
Уйдешь на дно — достанет и на дне,
Пока на лист не выдернешь с корнями
— Знаете, ведь я в город решила перебраться. Тут для дочки лучше будет: удобства в квартире, возможность найти работу. Сыта я уже деревней, — резюмирует симпатичная и еще молодая женщина.
Я вчитываюсь в ее строки последних лет и понимаю, что наболело.
Дощатое тело деревни
Свой век доживает мирской.
В дворах одичалых сирени
Отчаянно пахнут тоской.
Завял на завалинке ветер,
Заглохнул в саду суховей.
И только в глуши о бессмертье
Поет и поет соловей..
Допекло, но отпускает, потому что новые строки снова про степь, которая хоть и непролазная по осени, да звезды там лучше видятся и Бог ближе.
Жара вдоль берега спадает,
Духмянно пахнут травы на лугах.
Как зев печи, закат огнем пылает.
Несут коровы небо на рогах
— Серьезно поэзией занялась года четыре назад. Мне очень помог самарский, да что там говорить, российский поэт Михаил Анищенко, который меня в Сети заметил и до самой своей смерти поддерживал и учил. Сегодня я веду в Интернете страницу его памяти, его творчество не должно предаваться забвению.
Тут следует сделать пояснение. В 2007 году в своей статье «Веничка Ерофеев из Самары» великий Евгений Евтушенко восторгается творчеством нашего земляка. «Наконец-то пришел долгожданный большой русский поэт — Михаил Анищенко — лучший подарок читателям поэзии за последние лет тридцать, если не больше, — писал Евтушенко. — Но когда я дозвонился до него и спросил, чем он занимается, невесело ответил: «Бомжую…» А потом прислал мне две дискеты со стихами — один лучше другого. Такие поэты на дороге не валяются. Не прогляди этого поэта, Самара…».
Что-то до боли знакомое происходит и сегодня с другим талантом, растрачивающим свой дар на скот, быт и борьбу за больную дочь. Помощи ждать неоткуда?
Пускай Самара где-то далеко,
Живи себе да печь топи на благо.
Есть тишь и свет, есть мед и молоко,
И два пути — до неба и продмага.
Зачем грустить, когда идут часы,
Полны теплом небесные ладони,
Горит герань и хлебом пахнет в доме,
Горьки слова, но помыслы чисты.
Чего мне ждать, каких высот хотеть
И обходить какие грани надо?
Ведь дальше неба некуда лететь,
А дальше бездны некуда мне падать.
Лишь только жить без злости и обид,
Любить людей на свадьбе и на тризне.
А то, что Бог со мной не говорит…
Поговорит, быть может, после жизни.
Личное
Мы встречались с Сагидаш накануне дня ее рождения, 6 июля: говорили не только о стихах, но и о жизни. Даже пригубили за здоровье близких. Под занавес раскинула она мне «судьбу» на своих 42 камушках (с виду обычные, что на всякой реке найти можно). Угадала и про меня, и про сына, а как дошло до моего мужа — умолкла. «Все, не идет больше информация…»
Через день Славы не стало, значит, дар не обманул ее в страшном предчувствии… После похорон Саги прислала мне письмо-соболезнование с пронзительными стихами.
Ты отсюда уходишь… навечно.
Гаснут в доме живые следы.
Не похож на других человечин,
Из надежной и чистой воды.
Было всяко в дороге совместной,
Нет дороже на свете очей!
А сейчас это полое место
Не заполнить никем и ничем.
Все недуги твои, Божью ношу
Не могла отвести я рукой.
Не успела сказать — мой хороший!
Будем вместе, потом… за рекой…
Я тебе помашу вслед крылами,
Закричу от бессилья: Посто-ой!
Почему за земными делами
Мы не ценим друг друга порой?
Мой помощник, моя ты отрада,
Все простила, простил ли и ты?
Отмолить бы от рая и ада…
Разорвать неживые цветы.
Он был всем для меня, Боже правый!
Вспоминать бы, но не поминать.
Дай здоровья, дай крылья для Славы,
Не ходить чтоб он мог, а летать…
2
Нравится